«От чистого сердца»

Посвящается Н.Семенову

Зыбкая дрема плавно уступала место прочному солдатскому сну, когда прозвенел телефонный звонок.

Половина двенадцатого. Кто бы это мог быть? – с опаской, косясь на часы, подумал Валерьян Павлович, отставной военный, а ныне работник кадров. Пятница. Вся родня на даче. Может, не снимать трубку? Но …
- Алло, Богомяков на проводе.
- Валерьян, приветствую тебя, это я, Боря Хенкин.
- Здорово, Борис, слушаю внимательно.
- Я тут мимо твоего дома еду и вижу: свет в окнах горит. Дай, думаю, позвоню. Вдруг не спишь?
Старинный приятель Борька, судя по голосу, был выпивши.
- Не ложился еще. Перед ящиком сижу. Откуда едешь-то?
- Шефа в отпуск провожал. В аэропорту по капле приняли. Я и с собой взял. Ты как?

Боре хотелось общаться, а Валерьян Павлович выпивать с Борей любил. Болеть с похмелья не любил – это факт, а выпивать, да еще с балагуром Хенкиным, любил.

Застрять в городе на выходные нехарактерно для Валерьяна Павловича. Сущность и тело его рвались на дачу к природе, но Серафима, тетка из Борисоглебска, пожелав подновить родственные чувства, передала с поездом племяннику посылку. И теперь из-за куска свинины, банки сливового варенья и шерстяных носков всю субботу придется провести в городе, в толкотне и духоте. Выходные были испорчены.
- Поднимайся. У меня тоже кое-что найдется, – Валерьян Павлович решил расслабиться. В меру.

Звонок в дверь застал Валеру за резанием закуси. Получилось без излишеств, но достойно. Сыр, овощи, рыба и, конечно же, коньячок. Не ахти что, но все-таки пятилеточка.
- Борька, сколько же мы с тобой не видались? Полгода? Год?

Разлили. Чокнулись. Выпили за встречу. Неторопливо, с достоинством.

Первая легла, как непорочная невеста, - торжественно и нежно. Закусили. Заговорили. Вроде как ни о чем, но в тоже время о вещах важных, цементирующих понятие «дружба». Как сам? Семья? Бизнес? Все оказалось в норме. Как и положено стоящим мужикам. Нестарым еще, но пожившим и достигшим положения. Пора, наливай-ка следующую.

Райской птицей по ветвям новогодней елки, задевая крылами серебряные колокольчики и золотистые бубенчики, вспорхнула вторая. Глаза заблестели, лица зарумянились. Перешли к новостям легким и необязательным. Где бывал. С кем. Что видел. Сколько получил. Достроил дом, поменял машину. Скинул три килограмма.

Неотвратимо, как крейсер к причалу, как премьер-министр в президиум, подошло время третьей. Чинно налили.

Тост был полон смыслом и знанием жизни, болью за судьбы человечества и содержал точный рецепт счастья для всех без исключения жителей этой грешной, но в чем-то родной планеты.

Молодецким, раздольным взмахом закинув в себя третью, Боря, чуть откинувшись и как бы оглядывая Валерьяна Павловича, сказал:
- Слыхал? От Шуры Головякина жена ушла.

Шурка был из их, несколько лет назад распавшейся, компании. И жена его Надя тоже была из их компании. И много лет они дружили. Вместе отмечали праздники и ездили в отпуска. Дружили их дети, знакомы были родители.
- Когда? Куда?
- Да уже месяца два. К другому ушла. Сослуживец, что ли. Или начальник. В очках.
- Вот ведь сука. Шурка-то как? Переживает? – Валерьян разлил остатки коньяка по рюмкам.
- Наверно. Я его не видел, только по телефону разговаривали. Сейчас один живет в квартире, что от родителей осталась, на Преображенке.

Четвертая вышла укоризненной, исполненной горечью от женского коварства.

«Что ж это выходит, - думал Валерьян, пережевывая кусок лосося холодного копчения, - теперь любая жена может взять да и податься к «другому»? А кто же тогда будет за мужьями присматривать? Рубашки, как положено, стирать, сушить, гладить и прочее? Что ж, им так и ходить неухоженными, в разных носках и облеванных галстуках? Носить старомодные пиджаки с обсыпанными перхотью плечами и коротковатые брюки с бахромой? Да в таком виде даже собственные мужнины секретарши потеряют к ним неслужебный интерес и лежачее уважение. А кто мужьям будет задавать корм? Кто согревать и чесать бока длинными, ненастными ночами? Кто поменяет в стойле сено и выгребет помет, наконец?»

«Эй, о чем это я? – встрепенулся уже слегка хмельной Валерьян, засмотревшись на беззвучный телевизор, где как раз с показа трех разноцветных коней начинались полуночные новости. – Какое стойло? Муж - он что, мерин? Ни в коем случае! Муж – он, несомненно, помесь голубя, кота и жеребца. Душа рвется ввысь, тело тянется к теплой печи, а глаз косит на женщин. Надо Шурика поддержать. Приободрить. Вселить в него уверенность. Посоветовать податься в «другие» за чужими женами, но потом, а пока воспользоваться выпавшей временной возможностью и вкусить того, что недоступно в тисках законного брака».
- Борис, срочно соедини меня с Александром, – сказал Валерьян сидевшему ближе к телефону Хенкину.

Трубку подняли сразу.
- Дрочишь? – прямолинейно, как принято у начальников средней руки, привыкших общаться с работягами, спросил Богомяков.
- Нечего, Валерьян Палыч. Приболел я, – в тон ему ответил Шура.
- Надеюсь, что-нибудь венерическое?
- Увы, нет, товарищ Богомяков, желудок. Изжога замучила.
- Я всегда тебе говорил, Головякин: ты слишком мало пьешь. От этого и все твои болячки. Жди, мы с Хенкиным Борей сейчас к тебе выезжаем, – веско сказал Валера и повесил трубку.
- Поддавать будем, Валерьян? Всю ночь? – встрепенулся Боря, ставя пустую бутылку на пол.
- Нет, Боря, не только. Мы Шуре сейчас привезем и подарим женщину в утешение. Настоящую женщину, для секса. Понял? Пусть оттянется, обмокнет в нее, забудется в страсти, вспомнит жар объятий и вкус поцелуя. Выходим.

Таксист оказался тертым, разбитным парнем. Быстро разобрался с заданием и маршрутом. Женщину решено было брать на Ленинградском - выбор там побольше да и по дороге.

Даже ночью, а было около часу, Ленинградское шоссе оказалось местом оживленным. Между трассой, на обочине которой поминутно тормозили автомобили, и группами женщин курсировали расшатанные, как старые табуретки, распорядительницы, которых традиционно называют мамками.

Валерьян дал команду останавливаться.
- Э-э-э. Как вас там? Мамаша! Можно на минуточку.
- Да, я к вашим услугам, мужчины. Девушек будете брать? Сколько? Каких? – мамка была деловита и конкретна. В манере речи проглядывалось прочное политехническое образование, не выведенное сугубо гуманитарным трудом ее последних лет.
- Сейчас речь идет об одной девушке. Хорошей девушке, – с нажимом ответил Валерьян. - Подарочный вариант. Хотелось бы сделать нашему старинному другу Александру приятное.
- Приятное?! Это как раз по адресу. Тут только тем и занимаются, что делают клиентам приятное. А вашему как именно нужно сделать «приятное»? У нас имеются как узкие специалисты, так и мастера широкого профиля.
- Мне кажется, Шура любит получать приятное по-всякому и желательно недорого, – подал голос рациональный Борек.
- «По-всякому» означает, что ему нужна женщина опытная, мастер на все руки. Девица, как говорится, хоть куда. Да вот, к примеру, Тома. Подойди к клиентам, Тома, покажись. Смотрите, чем не подарок? Сквозная девчонка. – Мамаша вытолкнула вперед дылду в пышном платье.
- То есть как это сквозная? Дует, что ли у нее ото всюду? – Валерьян строго осмотрел предъявленную Тому. Та потупилась.
- Что вы такое говорите, мужчина? Ни откуда у нее не дует, даже не потягивает, – шмыгнула носом мамка. - Просто работает девушка всем телом, любыми отверстиями и углублениями. Работает на совесть, с огоньком. Прикуривать можно.
- Отрадно слышать, мамаша, что в стране есть старательные кадры. Все нас в Томе устраивает, да, Борис? И формы, и содержание, но вот нет ли у вас точно такой же Томы, только без этой черной бородавки? Поймите меня правильно, я не против бородавок как таковых, природа есть природа, но наш товарищ сейчас в размякшем состоянии, и нет уверенности, что бородавка прибавит ему крепости.
- Что? Где? Какая бородавка? Это не бородавка, это родинка, признак темперамента. Скрытый огонь, пожар! Что бы вы понимали… – хозяйка пожала плечами, всем своим видом коря клиентов за привередливость.
- Боря, ты не знаешь, Головякина родинки возбуждают?
- Не замечал, – лаконично ответил Хенкин, но, оживившись, продолжил. – А веснушки, знаю, нравятся. Была у него одна конопатая. Вообще-то Саня искрит от женщин выпуклых, тугих. Таких, чтобы трусы трещали, а лифчики лопались. Чтобы койка ходуном ходила, форточки хлопали и занавески развивались. А еще уважает он баб горластых, звонких с хрипотцой. Я как-то с ним в санатории под Подольском в соседних палатах подлечивался, так он такие концерты, бывало, организовывал! Заслушаешься. Потом его во флигель перевели - в отделение слабослышащих. Погромче кто-нибудь найдется?
- На веснушки сейчас не сезон, сами понимаете - август, а выпуклые имеются. Возьмите хотя бы Розу. Женщина круглая, сплошная мякоть. В профессию пришла по призванию, по зову сердца, трудится самозабвенно, отдает себя всю без остатка. Инициативна, изобретательна, контактна, не боится экспериментировать, пробовать новенькое. И клиенты ей платят взаимностью, под ее руководством у любого старинного друга встанет. Только у нее особенность одна небольшая есть…
- Что за особенность? – насторожился Валерьян Павлович.
- Неглубокая она женщина, – вздохнула мамаша.
- В каком смысле неглубокая? В школе на тройки училась? Гоголя от Чайковского не отличает и косинус от корня? Это сегодня несущественно.
- В корнях-то она как раз разбирается. По-женски она неглубока. У некоторых клиентов не получается за нее зацепиться крепко, выпадает у них. Мелковата уродилась…
- Куда же это годиться? Баба без… - Борис призадумался, подбирая слово, да так и продолжил, не найдя подходящего. - Что с нею делать-то? Глядеть на нее? Валера, я думаю, Шура не одобрит выбор неглубокой Розы.
- Что вы подсовываете, мамаша? - Валерьян Павлович посуровел. - Нам нужна женщина, стопроцентно годная к работе, чтобы все узлы и агрегаты у нее были на месте и действовали исправно. Настроенный инструмент. Бери и играй, исполняй все, что хочется. Приспичило по-быстрому - пожалуйте легкую ораторию. Запросила душа классики – извольте по всем правилам и кононам, ну а уж захочется Шуре чего-нибудь этакого, так пусть хоть в вокал протискивается. Сейчас сами выберем. Мамаша, постройте ваших красавиц. – И уже обращаясь к водителю, добавил: - Шеф, врубай дальний. Смотри, Хенкин, внимательно.

Из темноты высветилось полтора десятка женщин. К согласию пришли на удивление быстро. Подарок назывался Катей. Без особых прибамбасов. Спокойный, ровный вариант. Подойдет на любой вкус. Шофер как раз и подсказал. Не стыдно предъявить имениннику.
- Решено, мамаша. Берем - заверните. Сколько стоит? – Валерьян Павлович опустил руку во внутренний карман. Распорядительница ответила. Уже садившийся в автомобиль Борька резко обернулся.
- Маман, я с женщинами не торгуюсь, но сейчас вынужден сказать: мы вываливаемся из рынка. Таких цен не бывает.
- Как это не бывает?! Очень даже бывает! За точку плати, ментам плати, за инвентарь плати, всем плати. А Катя женщина хорошая, усердная. Работать хочет, щедро несет людям радость. Ни одной рекламации не было. Вас, я вижу, трое… – затараторила распорядительница.
- Ах, вот в чем дело! Вы, матушка, выходит, тариф на три умножили. Теперь понимаю. Только Катерине за троих отдуваться не придется. Вы, мамуля, не волнуйтесь за нее. Мы внесем, сколько запрошено, но вместо сдачи, мамаша, вы нам подберите из своего золотого запаса пару молоденьких хохотушек. Правильно, Палыч? Что сидеть сычами и пить горькую, пока Санек половой жизни предается? Уж лучше в женском облагораживающем обществе, как сейчас говорят, потусуемся. А там, гляди, и чего перпендикулярного захочется.

Веселые в ассортименте нашлись - Елизавета и Клара. Возможно, наоборот. Время поджимало, пришлось поторопиться.
- Борис, набери-ка Шуре, скажи, что мы рядом. Пусть не волнуется и ждет, – сказал Палыч и тут же водителю: – Шеф, притормози возле гастронома, возьмем выпить и закусить, ночь впереди длинная. – И уже девицам: - Ставлю задачу. Сейчас подъезжаем к Александру Иванычу, располагаетесь перед дверью, Катя впереди. Хенкин звонит, хозяин открывает, и вы гурьбой с криком: «Я люблю тебя, Шура! Хочу тебя срочно!» вешаетесь ему на шею и трогаете его по-всякому. Вопросы есть?

Девчонки оказались понятливыми.

В подъезде безмолвно, на цыпочках поднялись на третий этаж, построились, Боря коротко позвонил.
- Кто там? – сонным голосом спросили из-за двери.
- Это мы, Шурик, – вкрадчиво отозвался Валерьян Павлович. – Извини, чуть не опоздали.

Дверь, выплескивая на лестничную клетку густой, плотный электрический свет, распахнулась. Девчонки резво, подталкивая друг друга, ломанулись в проем, выговаривая нараспев первые звуки заготовленной речовки. А им навстречу, нарушая строй и распахивая на полную ширину рук халаты, устремились три уже разогретых, заждавшихся ласки и аккордной работы проституток.

Шура Головякин полчаса как был готов к приходу старых друзей. И вызвал трех бедовых девиц. Валере и Борису. От чистого сердца.

©Попов А.В. Все права защищены.