«Нехорошие новости»

У Славика Клюквина нехорошие новости. На тридцать шестом году жизни, в канун празднования международного дня солидарности трудящихся, в четверг, стало известно, что по последним данным, он является негром. Ему бы промолчать, перетерпеть, затаиться, притихнуть, а он взял и раззвонил новость.

Народ относился по-разному. Кто-то посочувствовал. Кто-то посмеялся. Митя Голубцов сказал «плюнь». Но в целом – насторожились. Начальство, не зная, как реагировать, старалось пока не замечать. Соседи здоровались сухо и не докладывали последних половых новостей из личной жизни вертлявой Верки с пятого этажа. Прохожие задерживали взгляд на лице Славика дольше обычного. Теща поджимала губы. Только семилетняя дочка Катюшка, казалось, ничего не поняла. Напряжение нарастало.

Гроза разразилась через неделю.

- Если б я знала, что ты такой, то ни за что не пошла бы за тебя замуж! – злым голосом высказала супруга Лариса Аркадьевна, когда Слава вошел перед сном в темную спальню в одной белой майке. – Зачем ты так со мною поступил? - трагически продолжила Лариса, как будто вовсе не она восемь лет назад отбила Славика у своей, в то время лучшей подруги Щавелевой Вали и вынудила, сказавшись бесповоротно беременной, к походу в районный ЗАГС. - Как мне теперь жить-то? Уходи, Слава.

На работе затирали. В замначальники отдела прошел бестолковый Степаненко, оклад повысили Генкину, а на все вспомогательные, читай «сельскохозяйственные», работы теперь отправляли Клюквина.

Друзья заходили все реже. Славик страдал. Он вспоминал, как в детстве зло шутил над окрестными неграми, чмырил их и не давал проходу. Чем больше Славик думал о неграх, тем быстрее освобождалось в его сердце место для покаяния и копились проникновенные слова. «Хижина дяди Тома» стала его настольной книгой.

Заприметили его и крутившиеся поблизости негры, стали подавать знаки, состоялись знакомства, завязались отношения и обмен мнениями. Слава поведал, что на старой работе ему уже невмоготу. И тут выяснилось, что на негров в некоторых отраслях экономики сложился устойчивый спрос. Можно было поднимать неплохие бабки.

Брали негров в футбольные клубы премьер-лиги, в те в которых хотели, чтобы их матчи транслировались по цветному телевидению.

Негры требовались в эстрадных коллективах, практикующих прыжки в приспущенных широких штанах с карманами на ярко освещенных сценах под чужую запиленную фонограмму.

Принимали негров официантами в рестораны с большими полупустыми тарелками и высокими ценами. Чистили им зубы, надевали на них белые куртки и учили улыбаться во время десерта. Негры, что помоложе, устраивались студентами в институт, где обучают дружбе народов. Многие подавались в боксеры. По мнению высокого боксерского начальства, вспотевшие негры красиво лоснились в свете софитов и были немаркими на кровь. Некоторые прорывались в стриптиз.

На машиностроительных заводах, в исследовательских институтах и шахтах негры не требовались. Машиностроительные заводы сами, без участия негров, простаивали, в исследовательских институтах не поощрялось любопытство, а на шахтах и своих черномордых невпроворот.

Славик пошел бы в официанты, все-таки возле харчей, да и чаевые лишними не бывают, но вот только зубы… Мелкие какие-то, желтые, щербатые, через один - фиксы… Такой ухмылкой только аппетит отбивать. Чтобы прибыльную улыбочку себе забацать, по теперешним ценам, дачу под Раменским продавать надо. Нет, не пройдет с лёта Слава в официанты. Надо в бокс подаваться, пусть там сперва зубы повыбивают, новые за казенный счет вставят, а потом поглядим.

В боксерской секции долго брызгали на Славика водой, подсвечивали и так и сяк переноской. Качали головами. Что за оттенок такой у вас, не поймем. Точно негр? В желтизну вы что-то отдаете. Короче, нам не подходите. Проблемы у вас с колером.

А дома житья нету. Жена все шипит, ядовитый язык выпускает: уходи, Слава, уходи. Перед людями стыдно от тебя… А как же Катеринка? Любит ее Слава.

Может, футбол? Сборы, выездные игры, чемпионаты. Известно, что футболисты дома не бывают. Позвонил, представился. «Негр?» - спрашивают. «Негр», – отвечает Слава. «Приезжайте на смотрины».

Приехал без опоздания, побегал в трусах, попинал мяч, головой пару раз его боднул. Про возраст, когда спросили, убавил семь лет. Пойми там, какой у негров возраст? Вставай, говорят ему, в стенку. Сейчас штрафной пробивать будем. Встал, прикрылся, ждет. Здоровенный бугай разбегается, замах…

- Стой! - орет главный тренер. – Ты че щуришься? Боишься?! Ты как играть-то собрался, негр? Иди отсюда, нам такие трусы не подходят.

Не взяли в цветной футбол.

Дома ад. Со свету сживают, не знают, кому продать, хуже рабства. Стал Славик выяснять насчет обучения дружбе народов. Оказалось обучение платным. Остается стриптиз…

А что? Чем плох стриптиз? Работа несложная, а как учили при социализме, всякий труд почетен. Все во имя человека, все на благо человека. Что такое «на благо», Славик еще понимал, но «во имя»?.. Как это?

Трубку долго не снимали.

- Вам негр в стриптиз нужен?

- Взяли бы, на пробу.

- Условия? – спросил Слава. – Оклад? Подъемные? Спецодежда?

- За вечер с тремя танцами у столба и подходами к столикам – шестьдесят пять баксов. Что клиентки в трусы засунут - твое. Кстати, трусы не выдаем. Свои приноси. Интим в рабочее время и на рабочем месте запрещается. В другое время – пожалуйста. Работаем до четырех утра. Просмотр через два часа.

- Выезжаю. – Сказал Слава, и умножив в уме шестьдесят пять на двадцать четыре рабочих дня, пошел мыть ноги.

Через два часа в чистом белье, как из бани, Слава явился в ночной клуб. В клубе была деловая предвечерняя обстановка. Уборщицы драили полы, повара резали салаты, бармен протирал бокалы. Худенький, расплывчатой ориентации менеджер подвел Славика к алюминиевому шесту в центре светящегося круга.

- Какую поставить музыку?

К такому вопросу Славик готов не был. Он почему-то представлял себе стриптиз, как некий удлинненый вариант армейской команды, «отбой» и не представлял себе, под какую музыку эту команду надо выполнять.

- Танцевать под что будешь?

- «Барыню», - назвал Слава единственный известный ему танец. - «Барыню» давайте.

И зазвучала музыка. Протяжно и просторно, словно прошелся жаркий ветерок по высоким берегам матушки Волги, колыхнулась волной ковыль-трава и взметнулись в небо молодые, едва окрепшие соколы. Затрепетал тут Славик, развернул плечи, вскинул вверх кисти и начал свой танец.

В каждом повороте тела, изгибе руки, трепете стана и притопе каблука, в каждом взгляде и взмахе, возгласе и вздохе проступила душа Славы Клюквина. Да так ярко и внятно, так знакомо и зримо проступила, что каждый из присутствующих разглядел в Славиной душе и свою душу, а в Славиной жизни - и свою, такую же запутанную, никому толком не нужную и короткую жизнь.

Бросили работу уборщицы, отложили ножи повара и отставил бокалы бармен. А Слава то плыл по сцене лебедем, то взмывал языком пламени, то падал в удалой присядке, а то и застывал без сил, словно перед чудом.

Танец! Танец - вот что во мне главное, вот из-за чего живу я на белом свете, проносилось в его голове. «Я нашел себя, я понял себя!» - ликовал Слава. Чечетку меняла цыганочка, цыганочку оттесняла кадриль. Слава танцевал. Ладно, зажигательно, красиво…

Танцевать-то танцевал, но и раздеваться не забывал. Откинут был турецкий пиджак и клетчатая сорочка, сброшены башмаки и брюки, стянуты майка и носки, и последним движением, как очищение, Слава освободился от новых, еще хранивших магазинные складки хлопчатобумажных трусов. Музыка кончилась. Все присутствующие застыли, не зная, уместны ли овации.

- Зайдите в мой кабинет, – первым очнулся менеджер и скрылся за темной шторой. Слава, подбирая и натягивая на ходу одежду, двинулся вслед за ним.

В кабинете было накурено. Менеджер терпеливо дождался, когда Слава завязал шнурки и, указывая на Славины брюки чуть ниже пояса, сказал:

- Мы ждали от вас, от негров, большего. Идите, вы свободны.

Дома в прихожей стоял чемодан, с которым Слава вернулся тринадцать лет назад из армии, поверх него лежало зимнее пальто.

Когда Слава ехал в Лыткарино к маме, он думал о том, почему у него не заладилась негритянская жизнь. Мать Слава не видел уже давно и давно не звонил ей, он был зол на нее за свое неожиданное негритянство.

Мама была дома, она смотрела сериал и вязала крючком скатерть.

- Зачем? Зачем ты скрыла от меня, что я негр. Ты не представляешь, как тяжело в середине жизни начинать все сначала.

Мама подняла на Славу удивленное лицо:

- Негр? Прости, я действительно кое-что не сказала… Но почему? Почему негр? Тебя ввели в заблуждение, Слава, никакой ты не негр. И выкинь это из головы. Только я знаю правду. Ты китаец, сынок. Простой китаец...

Опять нехорошие новости, подумал Славик.

©Попов А.В. Все права защищены.